Утенок - Страница 2

— Эти бабы, черт возьми! Дать им волю, так они всякого в мокрую курицу превратят. Ну, плавает, и пусть плавает. Я и сам когда-то плавала прихвастнул Петр Петрович: — а видишь, какой молодец вышел!

Курица вздохнула, но Вася с той поры приобрел полную свободу плавать сколько угодно.

Я и сам не раз присутствовал при его упражнениях и с удовольствием любовался его резвостью и грацией. Он нырял, взбрызгивая воду, копался носом в тине и только на одно жаловался: лужа слишком мала, разойтись негде. Но вскоре устроилось и это: как-то в клубе я встретил Петра Петровича, и он с гордостью мне сообщил:

— Мой-то, мой-то, — каков молодец!

— А что такое?

— На реке уже плавает. Ей-богу! Эх, кабы не года мои, сам бы поплыл: укатали сивку крутые горки.

Если и укатало что-нибудь Петра Петровича, так вовсе не горка, а «железная дорога», но я, конечно, ничего не сказал об этом и только порадовался за Васю.

Юношей он был хорошим, и я многого ожидал от него.

Как видит читатель, здесь не было ничего похожего на распространенные об этом случае рассказы. Ни неожиданности, ни страха, ни суетливого метания Курицы по берегу в виду беззаботно плавающего утенка, — всего, что придает такой несправедливо-комический характер этой истории.

Вася плавал, а родители любовались им, и только разве мать немного беспокоилась в отношении простуды. Да и то, когда ей удалось сделать для Васи небольшой набрюшник, она успокоилась и на этот счет.

Несчастье началось только с того момента, когда вмешался Индюк, о котором почему-то все рассказы тщательно умалчивают.

Не спорю, что важный вид этой птицы, ее сварливый характер и дурацкая самоуверенность отбивают охоту каким бы то ни было путем касаться ее; но когда речь идет о таком важном вопросе, как репутация Курицы, — все подобные соображения и страхи должны быть откинуты. Несправедливо и жестоко взводить обвинения в рутине и косности на Курицу, когда вся вина ее только в слабости ее материнского естества, а истинным погубителем как Васи, так и ее самой является самодовольно-ограниченный Индюк.

Не думайте, что у меня с Индюком есть какие-нибудь свои личные счеты, правда, я не выношу этой птицы, ее грубый и глупый крик приводит меня в негодование, но чтобы у нас были какие-нибудь личности — о, нет!

Однажды, в прекрасное летнее утро, когда Вася плавал, Петр Петрович неутомимо упражнялся в адюльтере, а Курица спокойно и весело штопала его старые носки, — в квартиру явился господин Индюк.

Впоследствии Курица рассказывала, что сердце ее в этот момент дрогнуло от предчувствия, но как бы то ни было, ома радушно встретила неприятного гостя и предложила ему папирос.

— Не курю, — сухо ответил г. Индюк. — Не курю, не пью водки, ничего не читаю, даже скаковых афиш; никого не люблю, ничего не отрицаю и со-вер-шен-но, — он повысил голос и басом буркнул: — не мыслю!

— Да вы что! — умилилась Курица. — Но, может быть, чаю…

— Не пью! Я даже… — и г. Индюк, наклонившись к уху Курицы, что-то шепнул ей и самодовольно расхохотался. — Но к делу, сударыня, к делу. Я пришел поговорить о вашем сыне.

— Что с ним? — ужаснулась Курица и всплеснула руками. — Умер?

— К сожалению, нет. Он жив, но он — плавает.

— Только-то? — облегченно вздохнула Курица. — Ну, и пусть плавает.

— Что я слышу, сударыня! — в свою очередь, ужаснулся Индюк. — Да понимаете ли вы значение этого слова: пла-ва-ет? Садится на воду и — пла-ва-ет!

— Пускай! — беззаботно махнула рукой Курица.

— То есть как «пускай»? Н-не понимаю. Скажите, вы сами когда-нибудь плавали? Ваш муж — плавал? Да что ваш муж — я-то, я, — он ткнул себе в грудь и покраснел, — вы видели когда-нибудь, чтобы я плавал?

Курицу начал охватывать страх, и она молчала. Молчала и тряслась, как может трястись только Курица — всем телом.

— Вы — безумная женщина, — продолжал Индюк, довольный произведенным эффектом, как залогом будущего успеха. — Вы не знаете всех опасностей, грозящих птице, когда она пла-ва-ет. Она становится мокрой. Часто она поднимает лапки вверх и голову опускает вниз. А внизу-то — щука!

— Батюшки! — простонала Курица.

— Сударыня, не стану врать, что мне жаль вас, или вашего Ваську. Черт его подери, вашего Ваську! Но пользы я вам хочу и поэтому прошу вас — угомоните! Плачьте, секите, бейте себя руками в грудь, рвите свой седой хохол — но угомоните! Сил моих нет смотреть на него, с души воротит, когда я только подумаю — плава-ет! И не забывайте — щука!

Тут явился веселый-развеселый Петр Петрович, но, когда Индюк и ему повторил свои безрассудные рассуждения, впал в дрожь и малодушие. Одна приподнятая лапа так и осталась в воздухе, а голову ему точно свернули.

Наконец, оправившись и сложив крылья по швам, он отрапортовал:

— Незаконный-с. Селезень часто в мое отсутствие заходил, так вот-с, полагаю…

— Лопни твои бесстыжие глаза! — заголосила Курица: обида вернула ей голос. — Да не верьте ему, адюльтернику, шерамыжнику — он и сам в молодости пла-ва-л. Сам говорил.

— Что такое? — покраснел Индюк.

— Врал-с! — воскликнул Петр Петрович. — Чистосердечно каюсь, врал-с, похвастать хотел. Вы не беспокойтесь, ваше превосходительство, подбородочек-то ваш не тревожьте — я ему, Ваське, покажу.

— Хорошо, — величаво согласился г. Индюк. — Я вам его пришлю, а уж вы…

— Уж я-с, хе-хе-хе… Не беспокойтесь, ваше превосходительство.

— Хе-хе-хе! так уж вы…

— Хе-хе-хе. Ножку, ножку о порог не ушибите.

Так вот как в действительности произошла история, давшая повод к стольким искажениям и клеветническим нападкам на Курицу.